Неточные совпадения
«Она была привлекательна на вид, — писалось в этом романе о героине, — но
хотя многие
мужчины желали ее ласк, она оставалась холодною и как бы загадочною.
Хотя она бессознательно (как она действовала в это последнее время в отношении ко всем молодым
мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить в Левине чувство любви к себе, и
хотя она знала, что она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку и в один вечер, и
хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения
мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
— Одно…. это прежняя пассия Вареньки, — сказала она, по естественной связи мысли вспомнив об этом. — Я
хотела сказать как-нибудь Сергею Ивановичу, приготовить его. Они, все
мужчины. — прибавила она, — ужасно ревнивы к нашему прошедшему.
— Я часто думаю, что
мужчины не понимают того, что неблагородно, а всегда говорят об этом, — сказала Анна, не отвечая ему. — Я давно
хотела сказать вам, — прибавила она и, перейдя несколько шагов, села у углового стола с альбомами.
Любившая раз тебя не может смотреть без некоторого презрения на прочих
мужчин, не потому, чтоб ты был лучше их, о нет! но в твоей природе есть что-то особенное, тебе одному свойственное, что-то гордое и таинственное; в твоем голосе, что бы ты ни говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно
хотеть быть любимым; ни в ком зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства; никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами и никто не может быть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном.
— Не
хочешь? Ну, как
хочешь! Я думал, что ты
мужчина, а ты еще ребенок: рано тебе ездить верхом…
—
Хотел, чтобы загрызли… Бог не попустил. Грех собаками травить! большой грех! Не бей, большак, [Так он безразлично называл всех
мужчин. (Примеч. Л.Н. Толстого.)] что бить? Бог простит… дни не такие.
Они, как видно, испугались приезда паничей, не любивших спускать никому, или же просто
хотели соблюсти свой женский обычай: вскрикнуть и броситься опрометью, увидевши
мужчину, и потому долго закрываться от сильного стыда рукавом.
— Я готов-с и отвечаю… но уймитесь, сударыня, уймитесь! Я слишком вижу, что вы бойкая!.. Это… это… это как же-с? — бормотал Лужин, — это следует при полиции-с…
хотя, впрочем, и теперь свидетелей слишком достаточно… Я готов-с… Но, во всяком случае, затруднительно
мужчине… по причине пола… Если бы с помощью Амалии Ивановны…
хотя, впрочем, так дело не делается… Это как же-с?
Кабанов. Да не разлюбил; а с этакой-то неволи от какой
хочешь красавицы жены убежишь! Ты подумай то: какой ни на есть, а я все-таки
мужчина, всю-то жизнь вот этак жить, как ты видишь, так убежишь и от жены. Да как знаю я теперича, что недели две никакой грозы надо мной не будет, кандалов этих на ногах нет, так до жены ли мне?
— Да, да, я знаю вас, Базаров, — повторила она. (За ней водилась привычка, свойственная многим провинциальным и московским дамам, — с первого дня знакомства звать
мужчин по фамилии.) —
Хотите сигару?
Покойного Одинцова она едва выносила (она вышла за него по расчету,
хотя она, вероятно, не согласилась бы сделаться его женой, если б она не считала его за доброго человека) и получила тайное отвращение ко всем
мужчинам, которых представляла себе не иначе как неопрятными, тяжелыми и вялыми, бессильно докучливыми существами.
— Есть во всех этих прелестях что-то… вдовье, — говорил Иноков. — Знаете: пожилая и будто не очень умная вдова, сомнительной красы, хвастается приданым,
мужчину соблазнить на брак
хочет…
— Что бы люди ни делали, они в конце концов
хотят удобно устроиться,
мужчина со своей женщиной, женщина со своим
мужчиной.
«Интересно: как она встретится с Макаровым? И — поймет ли, что я уже изведал тайну отношений
мужчины и женщины? А если догадается — повысит ли это меня в ее глазах? Дронов говорил, что девушки и женщины безошибочно по каким-то признакам отличают юношу, потерявшего невинность. Мать сказала о Макарове: по глазам видно — это юноша развратный. Мать все чаще начинает свои сухие фразы именем бога,
хотя богомольна только из приличия».
— Видела знаменитого адвоката, этого, который стихи пишет, он — высокого мнения о Столыпине, очень защищает его, говорит, что, дескать, Столыпин нарочно травит конституционалистов левыми,
хочет напугать их, затолкать направо поглубже. Адвокат —
мужчина приятный, любезен, как парикмахер, только уж очень привык уголовных преступников защищать.
В длинной рубахе Вася казался огромным, и
хотя мужчины в большинстве были рослые, — Вася на голову выше всех.
В ярких огнях шумно ликовали подпившие люди. Хмельной и почти горячий воздух, наполненный вкусными запахами, в минуту согрел Клима и усилил его аппетит. Но свободных столов не было, фигуры женщин и
мужчин наполняли зал, как шрифт измятую страницу газеты. Самгин уже
хотел уйти, но к нему, точно на коньках, подбежал белый официант и ласково пригласил...
— Нет, ей-богу, ты подумай, — лежит
мужчина в постели с женой и упрекает ее, зачем она французской революцией не интересуется! Там была какая-то мадам, которая интересовалась, так ей за это голову отрубили, — хорошенькая карьера, а? Тогда такая парижская мода была — головы рубить, а он все их сосчитал и рассказывает, рассказывает… Мне казалось, что он меня
хочет запугать этой… головорубкой, как ее?
Самгин редко разрешал себе говорить с нею, а эта рябая становилась все фамильярнее, навязчивей. Но работала она все так же безукоризненно, не давая причины заменить ее. Он
хотел бы застать в кухне
мужчину, но, кроме Беньковского, не видел ни одного,
хотя какие-то
мужчины бывали: Агафья не курила, Беньковский — тоже, но в кухне всегда чувствовался запах табака.
На Марсовом поле Самгин отстал от спутников и через несколько минут вышел на Невский. Здесь было и теплее и все знакомо, понятно. Над сплошными вереницами людей плыл,
хотя и возбужденный, но мягкий, точно как будто праздничный говор. Люди шли в сторону Дворцовой площади, было много солидных, прилично, даже богато одетых
мужчин, дам. Это несколько удивило Самгина; он подумал...
— Все
мужчины и женщины, идеалисты и материалисты,
хотят любить, — закончила Варвара нетерпеливо и уже своими словами, поднялась и села, швырнув недокуренную папиросу на пол. — Это, друг мой, главное содержание всех эпох, как ты знаешь. И — не сердись! — для этого я пожертвовала ребенком…
— Слезы,
хотя вы и скрывали их; это дурная черта у
мужчин — стыдиться своего сердца. Это тоже самолюбие, только фальшивое. Лучше бы они постыдились иногда своего ума: он чаще ошибается. Даже Андрей Иваныч, и тот стыдлив сердцем. Я это ему говорила, и он согласился со мной. А вы?
Он и среди увлечения чувствовал землю под ногой и довольно силы в себе, чтоб в случае крайности рвануться и быть свободным. Он не ослеплялся красотой и потому не забывал, не унижал достоинства
мужчины, не был рабом, «не лежал у ног» красавиц,
хотя не испытывал огненных радостей.
— Еще бы вы не верили! Перед вами сумасшедший, зараженный страстью! В глазах моих вы видите, я думаю, себя, как в зеркале. Притом вам двадцать лет: посмотрите на себя: может ли
мужчина, встретя вас, не заплатить вам дань удивления…
хотя взглядом? А знать вас, слушать, глядеть на вас подолгу, любить — о, да тут с ума сойдешь! А вы так ровны, покойны; и если пройдут сутки, двое и я не услышу от вас «люблю…», здесь начинается тревога…
Они знали, на какое употребление уходят у него деньги, но на это они смотрели снисходительно, помня нестрогие нравы повес своего времени и находя это в
мужчине естественным. Только они, как нравственные женщины, затыкали уши, когда он
захочет похвастаться перед ними своими шалостями или когда кто другой вздумает довести до их сведения о каком-нибудь его сумасбродстве.
— А ты не слушай его: он там насмотрелся на каких-нибудь англичанок да полячек! те еще в девках одни ходят по улицам, переписку ведут с
мужчинами и верхом скачут на лошадях. Этого, что ли, братец
хочет? Вот постой, я поговорю с ним…
Быть может, непристойно девице так откровенно говорить с
мужчиной, но, признаюсь вам, если бы мне было дозволено иметь какие-то желания, я
хотела бы одного: вонзить ему в сердце нож, но только отвернувшись, из страха, что от его отвратительного взгляда задрожит моя рука и замрет мое мужество.
Я слышал от развратных людей, что весьма часто
мужчина, с женщиной сходясь, начинает совершенно молча, что, конечно, верх чудовищности и тошноты; тем не менее Версилов, если б и
хотел, то не мог бы, кажется, иначе начать с моею матерью.
Я видел наконец японских дам: те же юбки, как и у
мужчин, закрывающие горло кофты, только не бритая голова, и у тех, которые попорядочнее, сзади булавка поддерживает косу. Все они смуглянки, и куда нехороши собой! Говорят, они нескромно ведут себя — не знаю, не видал и не
хочу чернить репутации японских женщин. Их нынче много ездит около фрегата: все некрасивые, чернозубые; большею частью смотрят смело и смеются; а те из них, которые получше собой и понаряднее одеты, прикрываются веером.
Я
хотел было напомнить детскую басню о лгуне; но как я солгал первый, то мораль была мне не к лицу. Однако ж пора было вернуться к деревне. Мы шли с час все прямо, и
хотя шли в тени леса, все в белом с ног до головы и легком платье, но было жарко. На обратном пути встретили несколько малайцев,
мужчин и женщин. Вдруг до нас донеслись знакомые голоса. Мы взяли направо в лес, прямо на голоса, и вышли на широкую поляну.
Вообще не видно почти ни одной мужественной, энергической физиономии,
хотя умных и лукавых много. Да если и есть, так зачесанная сзади кверху коса и гладко выбритое лицо делают их непохожими на
мужчин.
Мировоззрение это состояло в том, что главное благо всех
мужчин, всех без исключения — старых, молодых, гимназистов, генералов, образованных, необразованных, — состоит в половом общении с привлекательными женщинами, и потому все
мужчины,
хотя и притворяются, что заняты другими делами, в сущности желают только одного этого.
Несколько человек
мужчин и женщин, большей частью с узелками, стояли тут на этом повороте к тюрьме, шагах в ста от нее. Справа были невысокие деревянные строения, слева двухэтажный дом с какой-то вывеской. Само огромное каменное здание тюрьмы было впереди, и к нему не подпускали посетителей. Часовой солдат с ружьем ходил взад и вперед, строго окрикивая тех, которые
хотели обойти его.
Не говоря о том, что политические лучше помещались, лучше питались, подвергались меньшим грубостям, перевод Масловой к политическим улучшил ее положение тем, что прекратились эти преследования
мужчин, и можно было жить без того, чтобы всякую минуту ей не напоминали о том ее прошедшем, которое она так
хотела забыть теперь.
Хотел он подпустить красноречия, сделав обзор того, как была вовлечена в разврат Маслова
мужчиной, который остался безнаказанным, тогда как она должна была нести всю тяжесть своего падения, но эта его экскурсия в область психологии совсем не вышла, так что всем было совестно.
— Что же, приходите, — сказала она, улыбаясь той улыбкой, которой улыбалась
мужчинам, которым
хотела нравиться.
Когда он был девственником и
хотел остаться таким до женитьбы, то родные его боялись за его здоровье, и даже мать не огорчилась, а скорее обрадовалась, когда узнала, что он стал настоящим
мужчиной и отбил какую-то французскую даму у своего товарища.
Физически — от тесноты, нечистоты и отвратительных насекомых, которые не давали покоя, и нравственно — от столь же отвратительных
мужчин, которые, так же как насекомые,
хотя и переменялись с каждым этапом, везде были одинаково назойливы, прилипчивы и не давали покоя.
— Душечка, это он
хочет испытать вас, — говорила Хина, — а вы не поддавайтесь; он к вам относится холодно, а вы к нему будьте еще холоднее; он к вам повертывается боком, а вы к нему спиной. Все эти
мужчины на один покрой; им только позволь…
Агриппина Филипьевна была несколько другого мнения относительно Зоси Ляховской,
хотя и находила ее слишком эксцентричной. Известная степень оригинальности, конечно, идет к женщине и делает ее заманчивой в глазах
мужчин,
хотя это слишком скользкий путь, на котором нетрудно дойти до смешного.
— О, это пустяки. Все
мужчины обыкновенно так говорят, а потом преспокойнейшим образом и женятся. Вы не думайте, что я
хотела что-нибудь выпытать о вас, — нет, я от души радуюсь вашему счастью, и только. Обыкновенно завидуют тому, чего самим недостает, — так и я… Муж от меня бежит и развлекается на стороне, а мне остается только радоваться чужому счастью.
— Теперь я пока все-таки
мужчина, пятьдесят пять всего, но я
хочу и еще лет двадцать на линии
мужчины состоять, так ведь состареюсь — поган стану, не пойдут они ко мне тогда доброю волей, ну вот тут-то денежки мне и понадобятся.
— Ничего-с, — ответил мужской голос,
хотя и вежливо, но прежде всего с настойчивым и твердым достоинством. Видимо, преобладал
мужчина, а заигрывала женщина. «
Мужчина — это, кажется, Смердяков, — подумал Алеша, — по крайней мере по голосу, а дама — это, верно, хозяйки здешнего домика дочь, которая из Москвы приехала, платье со шлейфом носит и за супом к Марфе Игнатьевне ходит…»
«Когда
мужчина признает равноправность женщины с собою, он отказывается от взгляда на нее, как на свою принадлежность. Тогда она любит его, как он любит ее, только потому, что
хочет любить, если же она не
хочет, он не имеет никаких прав над нею, как и она над ним. Поэтому во мне свобода.
Хочу ли я любить
мужчину?
А когда
мужчины вздумали бегать взапуски, прыгать через канаву, то три мыслителя отличились самыми усердными состязателями мужественных упражнений: офицер получил первенство в прыганье через канаву, Дмитрий Сергеич, человек очень сильный, вошел в большой азарт, когда офицер поборол его: он надеялся быть первым на этом поприще после ригориста, который очень удобно поднимал на воздухе и клал на землю офицера и Дмитрия Сергеича вместе, это не вводило в амбицию ни Дмитрия Сергеича, ни офицера: ригорист был признанный атлет, но Дмитрию Сергеичу никак не хотелось оставить на себе того афронта, что не может побороть офицера; пять раз он схватывался с ним, и все пять раз офицер низлагал его,
хотя не без труда.
Мужчина еще не
хотел иметь ее иною подругою себе, как своею рабынею.
Так теперь я не знаю, что я буду чувствовать, если я полюблю
мужчину, я знаю только то, что не
хочу никому поддаваться,
хочу быть свободна, не
хочу никому быть обязана ничем, чтобы никто не смел сказать мне: ты обязана делать для меня что-нибудь!
Почти только одно, быть гувернантками; да еще разве — давать какие-нибудь уроки, которых не
захотят отнять у нас
мужчины.